Костюмы семейских с. Новосретенка. Старообрядцы края этот убор не носили, отдавая предпочтение собственным сашмурам

Кика (кичка) — древнерусский женский головной убор с рогами, род повойника (сорока — без рогов, кокошник — с высоким передом).

Рогатая кичка. Вторая половина 19 век. Спасский уезд. Тамбовская губ.

Кика представляла собой открытую корону, украшенную жемчугом, бисером и другими драгоценными камнями собой. Собственно, непосредственно кикой назывался не только весь убор, но и его нижняя часть, которая изготавливалась из проклеенного холста. Так как эта часть прикрывала волосы, то другим его наименованием было волосник. Передней части убора с помощью вставок из твёрдых материалов, например бересты, придавалась форма рогов, копытца или лопатки. Сзади надевался бисерный позатыльник, а сверху — нарядная сорока.

Ф.Г. Солнцев.

Раньше костюмы несли смысловую нагрузку - рисунки, узоры, переплетения цветов рассказывали о жизни людей. Костюмы - как тайнопись, как иероглифы, несли в себе зашифрованную информацию: что за человек, откуда и куда он идет, какому сословию принадлежит, чем занимается. Это поверхностный слой информации. Был ещё и глубинный: тайна рождения, тайна бытия. Эти знания передавались с языческих времён из поколения в поколение, выполняли роль оберегов от злых духов.

Прежде всего, рогатая кичка в виде луны показывала связь женщины с языческой Макошью, Великой Богиней Судьбы, которая, как верили древние славяне, воплощала в себе всю силу женской энергии. Женская сила под знаком Луны, мужская под знаком Солнца - так славяне понимали взаимодействие двух энергий - мужской и женской. Самым мощным свойством Макоши являлось, по мнению предков, то, что именно она определяла Судьбу человека. Это Богиня Судьбы, Небесная Пряха. Ей помогают Доля и Недоля. Ношение кички имело не утилитарный смысл, а ритуальный.

Головной убор изменялся в зависимости от возраста и семейного положения женщины. В день свадьбы после священнодействия, когда девушка «превращалась» в женщину, проходил обряд «расплетения косы». Подружки расплетали косу невесте. Они делили волосы пополам и заплетали две косы, укладывая их венчиком на затылке. Семантика обряда показывает, что девушка обрела свою половинку и соединилась с ней для дальнейшего продолжения рода. На неё надевали невысокий головной убор («кичка молодухи») с едва намеченным рогом. После рождения первого ребёнка молодуха, доказав свое плодородие, надевала рогатую кичку или высокий лопатообразный головной убор. Самые длинные рога были на кичке у старейшей женщины рода. Со временем эта традиция была утеряна и свадебные костюмы приобрели высокие «рога».

Впервые «чело кичное» упоминается в документе 1328 года. Кика была атрибутом наряда новобрачной и замужней женщины, так как она, в отличие от девичьего «венца» полностью скрывала волосы. В связи с этим кика стала именоваться «короной замужества». Кики носили преимущественно в Тульской, Рязанской, Калужской, Орловской и других южных губерниях. Возникнув в одной местности, бытуя в другой, тот или иной вид женского головного убора сохранял в названии имя своей родины: например, «кика новгородская» или «торопецкий каблучок».

Кики делались мастерицами, как правило, подолгу; купленные в подарок от мужей — женам, они во всех домах хранились с особым тщанием. Мягкая тулья кики шилась точно по голове ее хозяйки; на тулью крепился жесткий верх разнообразных форм и объемов. В некоторых местах для кик использовали ту же бересту, в иных — проклеенный в несколько слоев холста и бумаги «картон». Все это «сооружение» крылось большим куском плотной материи, которая сшивалась сзади. Иногда ткань на кику накидывалась не гладко, а в виде фестончатой сборки. Впереди на лбу кика украшалась сложноплетеным кружевом, узорным галуном, перламутровыми плашками из речных ракушек, цветными гранеными стеклышками, бусинами. Если в украшении использовалась вышивка — то чаще всего это был растительный орнамент или стилизованные птицы. Любая кика дополнялась жемчужной бахромой или сеткой из жемчуга и перламутровых бус — «поднизью» или «очельем».

Максимов Василий Максимович. Русская крестьянка. 1896

«В некоторых захолустьях еще и в настоящее время можно видеть у крестьянок и горожанок головной убор, похожий на перевернутый кузовок. Иногда он с рогами, сделан из лубка или проклеенного холста, обтянут позументом или тканью яркого цвета, украшен разными вышивками и бисером. У богатых баб я видел даже кики, украшенные дорогими каменьями», — так описывал кику знаток русского быта, этнограф и историк П. Савваитов.

Некрасовские казаки и казачки. В центре женщина в рогатой кичке.

В XIX веке ношение кики стало преследоваться православным духовенством — от крестьянок требовали ношение кокошника. Сохранились документы, из которых следует, что священникам строго предписывалось не допускать женщину в кике не только к причастию, но и в церковь. Запрет действовал на протяжении очень долгого времени вплоть до конца XIX века. В связи с этим к началу XX века ношение головной убор почти повсеместно сменился повойником или платком, кику же лишь изредка можно было встретить в южных областях России. В Воронежской области кичка сохранялась как свадебный наряд до 1950-х годов.

Википедия, статья Н. Пушкаревой, книга Л.В. Каршиновой «Русский народный костюм».

«Ну-ка, Надя, давай покажем, как играют на ложках!» - говорит Галина Павловна. Надя, ее внучка, послушно садится на стул, расправляет складки сарафана и кивает в знак готовности. Семья Фадеевых из села Большой Куналей специально для меня исполняет песню «Ах вы, сени, мои сени».

Надя виртуозно владеет инструментом - быстро и ритмично бьет ложками о ладонь, делая выпады по плечам и ногам. Людмила, ее мама, не менее виртуозно охает на самых разудалых тактах. Основную партию исполняет Галина Павловна, у нее глубокий и сильный голос. Все, что я знала о русской песне с детства - от беспросветного советского телевидения с его любовью ко всему народному и от детсадовских воспитательниц с их обязательной программой эстетического развития, - оказалось правдой. Довольно неожиданной, учитывая, как далеко я заехала в поисках настоящего, а не телевизионного фольклора.

Большой Куналей - старообрядческое село из тех, что возникли в Забайкалье в 1760-е годы. При Екатерине II из восточной части Польши были изгнаны и отправлены в Сибирь прятавшиеся от российской власти раскольники. Под конвоем казаков староверы многие годы двигались на восток и расселились по Алтаю, Хакасии, Забайкалью, дойдя до Амура. Тех, кто остановился и до сих пор живет в районе Улан-Удэ и Читы, прозвали семейскими (одна из версий - потому что мигрировали и расселялись целыми семьями).

Пока я судорожно соображаю, как себя вести, песня заканчивается и Галина Павловна начинает экскурс в историю. С «Сенями», рассказывает, встречали у ворот гостей на свадьбу, только били не в ложки, а половником по снятой с печи заслонке, чтобы всему селу было слышно. Так, прибыв к истокам телевизионных штампов, я с удивлением обнаруживаю, что песня про сени не была придумана специально, чтобы морочить голову, она действительно была важной частью традиционного уклада. Тем временем Галина Павловна командует петь дальше - о курочке, о ягоде -малине, шуточно-плясовую «Бока мои, бока». К каторжной песне «Осыпаются листья осенние» я уже поборола неловкость и реагирую как опытный слушатель: посетовав на судьбу главного героя, которая почти всегда незавидна, расспрашиваю, насколько песня старинная и в какой ситуации исполнялась. В общем, сносно играю роль туриста, для которого три поколения семьи Фадеевых профессионально играют роль семейских староверов.

Мама Галины Павловны умерла десять лет назад и была настоящей староверкой. Сама Галина Павловна всю жизнь заведовала сельским клубом и в 1980-е годы руководила большекуналейским фольклорным ансамблем, который успешно гастролировал по Америке и Европе. Людмила работает в одной туристической фирме в Улан-Удэ. Ее младшая Надя оказалась дома случайно - она с восьмого класса живет за границей, сейчас учится на менеджера по туризму в Голландии. Старшая дочь Наташа недавно вышла замуж и уехала в Израиль. Все они считают себя семейскими, хотя и оговариваются - «мы хранители, а не носители традиции». В отличие от многих других семейских, давно потерявших связь с родовыми привычками, Фадеевы научились конвертировать эти привычки в эксклюзивное туристическое предложение.

«Готовились к смерти заранее, лет с сорока: долбили домовину, смеретной одеждой запасались. Положено было покойника в пелену заворачивать и тесьмой обвязывать, - перехватывает Людмила роль ведущей. - Я бабушке три раза чемодан перебирала. Она увидит новую ткань: «Ой, бравый материал, купи-ка ты мне его на пелену». Ей то одна ткань понравится, то другая. Приходилось покупать. И тесьмы метров десять ей купила. Сейчас-то я понимаю, что так и должно быть». Я немного завидую староверам, вся жизнь которых была расписана по обрядам.

«А на гроб положено было атлас класть, - продолжает Людмила, осведомившись, не пугает ли меня такая тема. - Придут с похорон и обсуждают: «У них-то плохой был атлас, а вот у тех-то браво хоронили». Ну семейские, что тут поделаешь!» Последнее замечание у всех троих вызывает бурный смех, как будто они и сами ничего не могут поделать со своим семейским происхождением. «И главное - как голосили! Так нигде не голосили, как в Куналее. Похороны считались бравыми, если все ревели». Моя хозяйка смягчает, пришепетывает, и у нее получается «вще ревели»: изображая односельчан, Людмила без предупреждения переходит на семейский говор с его характерными словами и произношением. Как и другие составляющие культуры старообрядцев, он частично сохранился с допетровских времен, частично впитал польский, чуть изменился за время жизни рядом с сибирскими старожилами и бурятами и сегодня оказался на грани исчезновения. Видно, что семейский говор служит Фадеевым для «внутренних» целей: на нем говорят тогда, когда хочется связать снова разъехавшуюся по всему миру семью, почувствовать себя семейскими. В разговоре с чужими у них хорошо поставленная русская речь.

В разгар веселья за окном прыгает корова. Проследив мой взгляд, Людмила говорит: «А, коровы? Да они у нас тоже семейские!» - и вызывает новый приступ смеха у присутствующих. Настоящий семейский не пропустит повода посмеяться над своей семейскостью. Людмила с Галиной Павловной уходят в кухню, откуда иногда слышны возгласы: «Мама, орешник у вас где? А колбасу достали?» Людмила называет маму на «вы», Надя Людмилу - на «ты».

Садимся за стол. На столе «ничего покуп ного, кроме водки»: своя свинина с картошкой, самодельная колбаса, маслята, блины с земляникой. Галина Павловна рассказывает, как впервые по пробовала сахар в 1954-м. «Моей бабушки сватья, бабушка Ненила, позвала нас в гости. Блюдец не было, она достает сумочку и горстью раздает гостям. Я маленькая, мне тоже охота. Бабушка разделила кучку и мне отодвинула». Настоящих сладостей до 1950-х не ели. В качестве лакомства ели толокно - толченую и запеченную в печке муку с солью («Верх совершенства!» - говорит Людмила), солодуху - сладкую похлебку из пророщенной пшеницы с мукой («Это очень вкусно, даже я успела попробовать», - говорит Надя), соломать - ту же муку, заваренную с водой и обжаренную в масле. В лес ходили за саранками - сладковатыми луковицами лилий, а в огородах поздней осенью срывали бульбешки - ягоды, которые образуются на стебле картофеля. «Они же ядовитые!» - вскрикиваю я. «А у нас иммунитет,- говорит Людмила, и все смеются. - Ничего слаже бульбешек мы и не ели».

Фадеевы хорошо понимают, что нужно типичному туристу, приехавшему с запада, а значит, наверняка потерявшему связь с почвой и корнями. Людмила опубликовала в интернете объявление: «Вы побываете в гостях у семьи староверов, сохранившей всю подлинность и самобытность культуры своих предков». Мол, будем рады, приезжайте. Так я к ним и попала. Никакого прайс-листа, разумеется, цена оговаривается по телефону. Местные турфирмы тоже предлагают клиентам посетить семейские деревни, потихоньку раскручивая вариант «домашнего» туризма. Погружение в семейский быт - его главный козырь. И я рада узнать всю правду про сладкие бульбешки, хотя турист-то я не настоящий, у меня совсем другие задачи: меня интересует костюм семейских.

Сбривая бороды и укорачивая платья на европейский манер, Петр I специальным указом предписал «раскольщикам» оставаться в старой одежде, чтобы можно было сразу вычислить противников реформ. Следующие триста с лишним лет староверы, где бы они ни находились, усиленно ограждали себя от чужого влияния. От приютивших их в XVII веке поляков, от соседей XVIII-XIX веков - бурят и даже от всепроникающей советской власти еще столетием позже. Этнографы, посещавшие местных жителей всего лет пятнадцать назад, рассказывают об огромных янтарях, которые, по преданию, хранили с допетровских времен. О строгих запретах на табак и алкоголь. О том, как семейские угощали гостей из отдельной посуды и старались избежать прививок («антихристова печать»). О том, как верили в магию вещей («без колечка корову грех доить»). И о том, что чуть ли не в каждом доме хранился сундук со старинной одеждой - семейским костюмом. Сами семейские любят говорить, что их одежда и есть тот настоящий русский костюм, который «на Западе» (в европейской части России) сначала испортился, а потом и вовсе исчез. Для них вообще допетровское и значит настоящее. Мне как раз интересно, как выглядит настоящий русский костюм, переживший и Петра Великого, и СССР, и глобализацию.

Принято думать, что в традиционной одежде никакого китча быть не может - мол, древность канона гарантирует продуманные детали и гармоничные цветовые сочетания. А глянешь на феерический костюм семейских, кажется, что они намеренно собрали и довели до абсурда самые расхожие клише о разлюли малине с балалайкой и бабой на чайнике. Такое нарочитое смешение цветов и фактур придумать трудно.

Любой начинающий дизайнер знает классические правила сочетания цветов и следит, чтобы цвет непременно повторялся в разных элементах одежды. У семейских все принципы обратные: цвет повторяться не должен и чем больше цветов, тем «бравее». На шелковую рубаху яркого цвета надевается пестрый сарафан с нашитыми на него атласными лентами трех других цветов. Затем шелковый фартук пятого цвета, тоже с лентами. Поверх всего можно накинуть разноцветный платок-атлас. На голову замужняя женщина непременно надевала специальную шапочку с небольшим рогом спереди - кичку. А поверх кички наматывала еще один платок с пришитыми к нему бусинами и искусственными цветами.

Семья Фадеевых готова показать все, что накопилось за 150 лет в их сундуках. На Галине Павловне самый представительный ансамбль: ярко-розовая рубаха, черный сарафан в красных розах, зеленый фартук с лентами, на голове кичка, обвязанная оранжево-фиолетовым платком и украшенная блестящими бусинами и цветами. Вместо традиционной запонки у ворота большая блестящая брошка а-ля «Черкизон». И конечно, янтари. Двухсотлетние, помутневшие, они тянут килограмма на полтора. «Вам, наверное, очень тяжело, - говорю я, показывая на ожерелье. - Может, снимете?» - «Да ничего, - отвечает она и неожиданно поясняет, - раньше с непривычки было тяжело, а теперь я их часто надеваю».

1. Надя - младшая в семье Фадеевых (фото вверху) - живет в Голландии, учится на менеджера по туризму. Она носит народный костюм и поет семейские песни только на каникулах
2. «Круглые» сарафаны - большой кусок ткани собирали под грудью мелкими складками - были рабочими и праздничными. Рабочие шили из плотных темных тканей без рисунка. Праздничные - из покупных тканей ярких расцветок, как правило, в крупные цветы. На сарафан пришивали шелковые ленты разных цветов. Ленты - главный расходный материал: на одежде семьи Фадеевых их меняют раз в несколько лет. Фартук мог быть однотонным или цветастым и тоже украшался разноцветными лентами
Фото: WWW.LILALEEMCRIGHTREALTY.COM

Я поражаюсь размерам украшений, но Галина Павловна меня успокаивает: «Такие большие ожерелья были только у богатых семей, а бедные весь год работали, чтобы маленькую янтаречку купить. У нас тут много базедовой болезни было, и на девочек старались с младенчества надевать янтарь. Чтобы щитовидка здоровая была». На место традиционных суеверий в XX веке пришли сложные медицинские соображения - щитовидка, базедова болезнь. И это новая магическая реальность: янтари продолжают работать оберегами, хотя и принимают вид народной стоунтерапии. Услышав, что мы говорим о янтарях, Людмила выглядывает из кухни: «Семейские любят, чтобы поярче. На моей памяти еще было, когда пошли новогодние елочные бусы, их по праздникам надевали на себя вместо янтарей». Галина Павловна добавляет: «А когда уже фольклором начали интересоваться, снова янтари надели».

От повседневной привычки носить тяжелый костюм семейские благополучно избавились в 1950-е. Фадеевы показывают мне фотографию 1954 года, на которой две женщины одеты в традиционный костюм, а одна уже в городское цветастое платье. Людмила выходит из-за шкафа в рубахе-станушке и наглядно показывает, почему староверы долго не могли перейти на городскую одежду. Рубаха выглядит как обычное платье - розовый шелковый верх, черный хлопчатобумажный низ. А в одной станушке ходить неприлично, так что городское платье воспринималось как позорное нижнее белье, поверх которого еще полагалось три слоя одежды.

В 1980-е костюмы вернули из сундуков в шкафы и стали надевать, чтобы выступать в фольклорных коллективах перед иностранными гостями, которых в семейских селах выгуливала местная администрация, а еще перед тележурналистами, которые до сих пор пасутся у староверов, истекая сладким сиропом на предмет «не забытых обычаев наших предков».

На дверцу шкафа Людмила вешает браные пояса - сотканные из разноцветных ниток с геометрическими орнаментами. «Мастерство утрачено», - комментирует она. Мне приходится поспорить - московские рукодельницы, помешанные на всем древнеславянском, давно восстановили технику браного ткачества и делают пояса в промышленных объемах. Забавно, что эта волна «западной» моды сюда, судя по всему, еще не дошла.

Я уже успела мельком увидеть семейский костюм чуть раньше у отца Сергия, когда посещала его забавный Музей истории и культуры старообрядцев в районном центре Тарбагатай. Наряду со сложенными в углу черепами древних животных (к семейским они отношения не имеют, просто отец Сергий по-любительски воспроизводит матрицу краеведческого музея: геология, палеонтология, антропология), с деревянными маслобойками и чугунными вафельницами в музее обнаружились целые залежи семейской одежды. Открывая для меня шкафы и сундуки, отец Сергий гордо комментировал: «Семейские хорошо одевались, лучше, чем на Западе. У них хлопок носили, у нас - шелка, там в лаптях ходили, у нас - в кожаных ичигах...»

Курмушка - верхняя женская одежда, длинная куртка, простеганная с овечьей шерстью. «Еще до Петра такие носили», - сказал отец Сергий и ловко разложил курмушку на полу, чтобы я увидела, ее крой «солнце».

Надевать на себя курмушку батюшка наотрез отказывается («Что ж я в женском фотографироваться буду!»), но когда приходит черед мужского халата, с готовностью напяливает его поверх своей пуховой куртки, чтобы продемонстрировать, как надо носить: без рукавов. Вдевать руки в рукава полагалось только в церкви. Отец Сергий радуется, когда о нем пишут журналисты, - ему нужно популяризировать музей. Так что он мечет из сундуков сарафаны, рубахи, платки и тулупы, но рассмотреть вещи как следует мне не удается - батюшка спешит в город, его пригласили на бурятский праздник.

У Фадеевых я могу, наконец, потрогать и разглядеть костюм и главную гордость семейских - яркий шелковый платок-атлас. Контрастных оранжево-фиолетовых цветов с ампирными гирляндами, цветами и вазонами.

Людмила рассказывает, как к ним приезжала делегация от ЮНЕСКО, делала экспертизу вещей и признала ткань настоящим лионским шелком: «Эти атласы наши предки везли с Запада. Их каждый день не носили, да и качество было соответствующее, поэтому они сохранились».

Мне очень интересно, как европейский платок оказался самым ценным предметом костюма забайкальских староверов. Пытаясь разгадать, каким путем атласы попали к семейским, я уже после возвращения из Большого Куналея списалась с Сарой Розенбаум, владелицей винтажного магазина ChezSarah в Сент-Уэне под Парижем. Через ее руки проходят километры старых тканей и не узнать лионский шелк она бы не могла. «Я такого никогда не видела, - ответила мне Сара, - и я не думаю, что это ткань французского производства». В процессе поиска я обнаружила, что такие же платки носили по всему северу России - архангельские городские барышни, мезенские староверы и даже прикамские удмурты. Отбросив версию об индийском шелке, который привозили в Россию северным торговым путем еще со времен Алексея Михайловича, я в конце концов докапываюсь до истины. И она оказывается весьма прозаичной: именно эти шелковые платки в начале XX века производила одна из ткацких фабрик Богородского уезда. Ныне ОАО «Павловопосадская платочная мануфактура».

Принцип, по которому одинаковые платки носили на одних территориях и не носили на других, оказывается экономическим, а вовсе не этнографическим: они стали частью народного костюма там, где жили более богатые крестьяне, способные купить дорогой платок. Потому что крестьяне вообще предпочитали покупную ткань - однозначно «красивую», в отличие от бледных домотканных изделий.

Именно поэтому бабушка Людмилы никак не могла выбрать себе «бравую» ткань на похоронную пелену: слишком много красивого появилось в магазинах, пока она успела состариться. С тех пор пирамида ценностей аккуратно перевернулась: сегодня хенд-мейд относится к дизайну и ценится гораздо выше многотиражного производства. Чем, слава богу, учатся пользоваться потомки тех самых богатых крестьян.

Нельзя сказать, что покупные платки испортили русский костюм. Потому что вся его история - это история заимствований и переиначиваний. В Забайкалье русскую рубаху с польским воротником шили из китайского шелка, а у бурят научились носить ичиги. Можно еще вспомнить, что сарафан в переводе с фарси означает «почетная одежда». Но все это никогда не имело значения. Разного происхождения элементы могли прекрасно сочетаться и восприниматься как исконно русская одежда.

Можно ли все это назвать китчем? Кажется, нет. Потому что такое понятие существует в совсем другой системе координат. В той, где существует также представление о стиле, да и цвет обязательно должен повторяться.

Напоследок интересуюсь, остались ли в селах настоящие семейские - те, кто до сих пор следует традиции: носит янтари или повязывает поясок. Услышав вопрос, Галина Павловна поворачивается к Людмиле и говорит: «Тетя Таня до сих пор ночную рубашку подпоясывает». И мне: «Это моя тетя, ей 95 лет. Она сильно болела лет двадцать назад, и ее уже пришли справлять. А после этого нельзя ничего есть три дня, только воду пить. Вот она пила воду, пила и выздоровела. До сих пор живет со своими детьми, внуками и правнуками». Я уже мечтаю увидеть тетю Таню и, конечно же, ее сундук. Но Людмила быстро пресекает: «Они вам ничего не покажут, даже и не мечтайте. Вот к нам приезжают и говорят: «А мы думали, вы, как Лыковы, живете». Но ведь к Лыковым вы так просто и не попадете, как к нам!» Сопоставив чрезмерно скорую реакцию Людмилы с тем, как Фадеевы, словно те самые, настоящие староверы столетней давности, предлагали мне чай и по всему дому искали стакан, из которого я уже однажды пила, вспомнив отдельные интонации и общую вежливо-отстраненную манеру наших разговоров, я понимаю, что увидеть тетю Таню шансов нет. Мне это даже начинает нравиться: в категорическом нежелании показывать лишнее и кроется аутентичность моих хозяек. Потому что свой или чужой - главная характеристика человека в системе идентификации семейских. Будь он каким угодно любителем старинного текстиля.

Чем больше людей хотят увидеть настоящий традиционный уклад, тем сильнее этот уклад разрушается. Семьи, подобные Лыковым, до сих пор живут и в забайкальской тайге, и на Алтае, и в Хакасии. Только они вряд ли будут надевать праздничные костюмы и петь старинные песни для туристов. А те, кто готов спеть, уже требуют за это справедливую плату.

Недавно приезжал один московский журналист, хотел снять свадьбу. «Но сейчас просто так никто не пойдет играть свадьбу, - говорит Людмила. - И за двести рублей не пойдут. В советские времена все шло на энтузиазме. Мама была директором клуба, я - старшей пионервожатой, партия сказала «надо» - и все. Это никак не оплачивалось, мы иностранных туристов встречали, вывозили их на природу, им пели, плясали, водили хороводы». Сейчас другое дело. Хочешь сыграть семейскую свадьбу - заплати. За последние лет тридцать кто только не был в гостях у семейских. Туристы от администрации, туристы по зову сердца, ученые, съемочные группы разных киностудий. Все они порядком поднадоели, энтузиазм закончился, и теперь никакой пользы от посещения журналистов семейские не видят.

Там, где сейчас находится информационная доска для туристов, в которой говорится, что здесь начинается (а для меня уже заканчивается) территория старообрядческих сел, Министерство культуры Бурятии собирается строить специальную этнографическую деревню семейских, а рядом - такую же, но бурятскую. «Десять лет назад был первый поток туристов, и мы их хорошо принимали, но когда наши власти решили, что это потенциальный заработок для них, они взяли дело в свои руки и хотят запустить массовый туризм с посещением семейских. К сожалению, мы приглашение на работу от них не получали», - написала мне Людмила уже после того, как я вернулась домой. В этнографическую деревню свезут старые дома и сделают пригодными для проживания туристов из города. Организуют выступление хоров, откроют ресторан. В общем, будут инсценировать семейскую жизнь. Еще более профессионально, чем Фадеевы, а значит, уже без настоящих историй про тетю Таню или бабушку Ненилу. Вполне закономерная и, кажется, заключительная стадия отчуждения семейских от их прошлого.

Иллюстрации Ирина Батакова

В 20 - 30-х гг. XX в. в Северной, а затем в Цен­тральной, Южной и Юго-Восточной частях Ал­тайского округа интенсивно протекали процес­сы дальнейшей трансформации головных убо­ров. У кержачек и сибирячек обручок в сашмурах и повойниках стал совсем узким, а порой пред­ставлял собой лишь стеганую полоску из 2 - 3-х слоев ткани. Распространились чепцы, расши­тые кружевами, бусами, блестками, которые прикреплялись к голове шпильками (отсюданаколки). Их шили из куска ткани овальной формы, присобранной на прямую полоску, в шов соединения которых вставляли матерчатый жгу­тик-рубчик. Наколки надевали без платка мо­лодые женщины по праздникам и по поводу при­сутствия на свадьбе (рис. 89, 90). Как уже отме­чалось, появились и упрощенные для данной местности уборы - из одного-двух повязывавших­ся на голове покупных платков, которые при этом складывались по диагонали с угла на угол.

Девушки и разведенные женщины, которые но­сили только один платок, завязывали узел под подбородком. Замужние женщины при выпол­нении работ также, как и девушки, надевали один платок, но завязывали его узлом на затыл­ке; в праздничном и обрядовом костюме носи­ли два платка, нижний из которых подвязыва­ли на затылке, а верхний спереди, под подбо­родком.

У "полячек" Южного и Центрального Алтая в конце XIX - начале XX вв. под влиянием кержа­чек "рогатые" кички вытеснялись сашмурами, которые к 20 - 30-м гг. XX в. прочно заняли мес­то в повседневном костюме. Но, однако, уборы из двух платков, наколки даже к 30-м гг. не по­лучили здесь большого распространения, а в не­которых местах потомки "полячек" не носили их и в более позднее время. Еще до настоящего дня в различных районах Верхнего Приобья живут пожилые женщины, на голове у которых можно увидеть сашмуры с неширокими обручами, а в сундуках найти кички.

Литература к главе "Женская одежда". Рубахи.

1. Фурсова Е.Ф. Поликовые рубахи крестьянок Южного Алтая второй половины XIX - начала XX вв. // Куль­турно-бытовые процессы у русских Сибири XVIII - начала XX вв.- Новосибирск, 1985.- С. 199.

2. Она же. Женская погребальная одежда у русского населения Алтая // Традиции и инновации в быту и культуре народов Сибири.- Новосибирск, 1983.- С. 73 - 87.

3. Соболев М.Н. Русский Алтай. Из путешествия на Алтай в 1895 г. // Землеведение.- 1896.- Т. III.- Кн. Ill -IV.- С. 60; Новоселов А.Е. У старообрядцев Алтая // Беловодье.- Иркутск, 1981.- С. 394.

4. Гринкова Н.П. Однодворческая одежда Коротоякского уезда Воронежской губернии (Из материалов Юго -Восточной экспедиции ГАИМК) // Изв. Ленинградского гос. пед. ин-та им. А.И. Герцена.- 1928.-Вып. I.- С. 152.

5. АГО, р. 27, о. 1, N 18, л. 132; Чижикова Л.Н. Традиционная женская одежда русских по материалам Нижнедевицкого района Воронежской области // ПИИЭ. 1980 - 1981.- М., 1984.- С. 14; Бшецька В.Украшськ! сорочки, ix типи, еволюпдя и орнаментавдя // Матер1яли до етнологи и антропологи Ет-нограф1чна комкпя наукового т-ва 1м. Шевченка у Львов!.- Льв1в, 1929.- Т. XXI - XXII.- Ч. 1.- С. 53.

6. Щербик Г.А. Коллекция крестьянской одежды в фондах Восточно-Казахстанского историко-краеведчес-кого музея // Культурно-бытовые процессы у русских Сибири XVIII - начала XX вв.- Новосибирск, 1985.- С. 219.

Прически и головные уборы замужних восточнославянских женщин

Прически

Обычай закрывать волосы замужней женщины отмечен у славян в глубокой древности. Девушка ходила с непокрытой головой, но при из­брании ее в жены ей накидывали на голову покрывало. Обычной при­ческой восточнославянских замужних женщин (особенно русских) еще в XIX в., а местами и в начале XX в., были две косы, заплетенные по бокам и уложенные на голове, причем нередко при этом спереди получа­лось возвышение - рога. Среди белорусов и украинцев часто встречался обычай укладывать волосы, наматывая их на обруч, а не заплетая. В некоторых местах, например в б. Подольской губ. (Гайсинский уезд), плести косу женщине считалось большим грехом. Обычай этот известен и у русских. Так, например, П. С. Ефименко отметил, что в некоторых местах Архангельской губ. «женщины редко плетут косы» . Собирание волос в пучок, который закручивали надо лбом, отмечено местами в Брян­ской области, а также у «тудовлян» - группы населения б. Ржевского уезда и жителей б. Осташковского уезда Тверской губ. и у белорусов Мо- зырщины. Этой прическе соответствовала особая форма головного убора. Обычай не плести косы замужним нужно считать очень древним, повиди.

У восточных славян был обычай подстригания и даже бритья волос у замужней женщины. Последнее практиковалось в древнем Новгороде, но не одобрялось церковью. Бритье и подстригание волос замужним женщинам были издавна известны также соседним с новгородцами ижорам и води. В западных областях Украины, от Волыни до Карпат, существовал обычай подрезать волосы замужних женщин до уровня ушного отверстия; сверху надевали очипок. Обрядовое подстригание волос у невесты отражено в восточнославянских свадебных обычаях. У украинцев подстригание волос у новобрачной сохранялось в XIX- XX вв. Очень ярко этот обряд выражен в гуцульской свадьбе: жених своим «топорцем» отрубает конец невестиной косы. Замужние всегда тщательно прятали волосы под головной убор; исключение составляют некоторые группы карпатских украинцев, у которых еще в XIX в. имелся обычай выпускать из-под головного убора два локона, иногда висевших до пояса. В Побуке (бойки) в праздник женщины распускали волосы, однако скрывали их под покрывалом.

Расплетание девичьей косы, причесывание «молодой», надевание жен­ского головного убора - все это считалось существенными моментами восточнославянской свадьбы. Прощание невесты с косой: - с «вольной волей» составляло особый обряд.

Невеста ложилась спать с распущенными волосами, а утром, не за­плетая волос, ехала к венцу. Заплетание двух кос и надевание женского головного убора совершалось после венчания, в церковной сторожке или в доме жениха. При заплетании кос сваха приговаривала: «Прощай, коса - девичья краса, довольно тебе по плечам мотаться, пора под кичку уби­раться!».

Ходить с непокрытой головой и даже «засветить волосом» - т. е. вы­ставить наружу волосы-считалось для замужней женщины позором, грехом у всех восточных славян; «окосматить» же ее, т. е. сорвать на­сильно повойник или очипок,- обидой и даже преступлением еще во вто­рой половине XIX в.

Как сообщает П С. Ефименко, женщина могла в таком случае обра­титься в суд, требуя денежного возмещения за «бесчестие». Местами еще в XIX в. существовало поверье, по которому простоволосая женщина считалась колдуньей. У русских (Тверская губ.) женщине запрещалось выходить простоволосой во двор, к скотине, так как существовало по­верье, что «дворовой рассердится» и скотина якобы «водиться не будет». «Если свекор увидит, что молодуха без сборника вышла,- вспоминая прошлое, рассказывают старухи,- то кнутом отхлещет» 3 . У украинцев в прошлом также имелось поверье, что если* замужняя женщина выйдет в сени, не покрыв голову платком, то домовой «потянет ее на чердак». По старым народным представлениям простоволосая замужняя женщина вы­зывала «гнев божий»: неурожаи хлеба, болезни людей и скота. Таким образом, закрывание волос замужней женщины, возможно, имело в прош­лом какую-то связь с религиозными представлениями, связанными с се­мейной обрядностью («дворовой» - также покровитель дома, семьи).

Вместе с тем женский головной убор стали связывать с представле­нием об ограничении воли женщины в замужестве, и он стал символом подчиненного ее положения в патриархальной семье. Об этом свидетель­ствуют слова, которые говорила сваха при обряде надевания кички: Скачум, скачум В вечный хомут.

Головные уборы замужних женщин можно подразделить на: полотен- чатые, кичкообразные, кокошники, повойники, чепцы, колпаки и шапки.

Полотенчатые головные уборы

Полотенчатый головной убор, в котором полотнище ткани является основой,- один из древнейших известных у восточных славян; упоми­нается он в ранних письменных памятниках под названием убрус. Термин этот сохраняется местами до настоящего времени у великорусов и некото­рых групп украинцев для обозначения полотенца. Головной убор, обви­вающий голову, проходящий под подбородком, со спущенным над правым плечом концом, изображен на древних миниатюрах и иконах. Убрусом повязана княгиня Ирина на миниатюре Трирской Псалтири (XI в.). Убрус делался преимущественно из белой ткани, как и современная на­метка. В белом убрусе изображена княгиня Ольга на другой миниатюре, представляющей ее во время приема византийским императором. Но былиг убрусы и из цветной ткани. Покрывало из легкой цветной материи изображено на голове княгини Гертруды - матери Ярополка - на ми­ниатюре Трирской Псалтири. «Полосатые восточные чадры стали очень рано, т. е. со времен арабской торговли, обычными в Византии, древней Руси... и также на Германском Западе» - пишет Н. П. Кондаков. Сле­дует полагать, что убрус, убрусец в то время был и народным головным убором.

Наметку или убрус можно видеть на изображениях женщин на иконах XVII в. (экспонаты Музея народного искусства в г. Львове), на украин­ской поселянке XVIII в. (рисунки в книге А. Ригельмана.

Белый полотенчатый головной убор имел распространение не только у восточных, но и у южных и западных славян. Одно из названий этого убора является общеславянским: украинское-намітка, перемітка, на- мітец; белорусское - наметка, намётка, обмётка; польское - namiotek y namiotka; болгарское - обметка.

Имеются и другие названия: у украинцев-серпанок, обрус, рантух, нахрам, півка, пелена и др.; у белорусов - повойник; у русских - ши­ринка, подшйрье, сарпанка, гомылька, фата, убрус.

Головное полотенце восточных славян изготовлялось из обычной хол- щевой ткани с вышитыми и затканными концами или из кисеи, льняной материи редкого тканья с затканными красной бумагой концами (глав­ным образом у украинцев и белорусов), редко-из полосатой ткани (например, сарпанка у русских Брянской обл.). Вопрос о распростране­нии термина «сарпанка», «серпанок» нуждается в изучении.

У русских убрус (полотенце, ширинка) составлял обычно лишь допол­нительную, верхнюю часть сложного убора. В описи крестьянского иму­щества XVII в. перечисляются убрус, «очелья убрусные» и «сороки убрус- ные», «ширинки... накищены красным шелком» наряду с кокошником.

В описании венчания царя Михаила Федоровича с Евдокией Лукья­новной Стрешневой говорится о том, что ей «голову зачесали и на госу­дарыню кику и покров положили и покрыли убрусом; а убрус был унизан жемчугом с дробницами золотыми».

Полотенце составляло основную часть сложного головного убора лишь у немногих групп великорусов (Брянская, Орловская, Смоленская обла­сти, а местами - у старух Калининской и Тульской областей).

По этнографическим данным XIX-XX вв., в Белоруссии наметка бы­ла почти единственным типом старинного головного убора. Способы повязывания ее там очень разнообразны. Иногда оба конца завязываются сзади, иногда - надо лбом или по бокам или один ко­нец проходит под подбородком (последний способ встречается и на Ук­раине, а также у поляков и в восточной Литве).

Наметку носили большей частью с твердой основой в виде лубяного обруча, на который надевали чепец из нитяной сетки или легкой материи. Твердая основа называлась: у украинцев - кибалка, гибалка, хомдвка у хдмля; у белорусов - кибалка, лямец, тканица, Капица; у русских - кйч- ка, рога, колотовка, котелка, кибола.

Иногда обруч делали из других материалов: например, у белорусов - из жгута льняной кудели, который обтягивали тканью (откуда назва­ние- тканица). Тканицу спереди украшали позументом; носили ее с чеп­цом и наметкой, позднее - под платком. Нередко обруч и чепец скреп­ляли между собой при изготовлении. Белорусский лямец из лубяного обруча сверху обтягивали сеткой или редкой тканью.

У украинцев западных областей «чепци», по наименованию примыкаю­щие к другому типу головных уборов, по форме являются разновидностью кибалки. «Чепець» западных областей Украины состоит из небольшого об­руча из луба, обтянутого тканью, а сверху покрытого сеткой; сзади спускаются ленты. Иногда обруч делали значительно мень­ше окружности головы, к нему кругом пришивали ткань, которая облегала голову в виде чепца и спускалась сзади длинными концами.

Платок тйкже может быть отнесен к древнему типу полотенчатых го­ловных уборов. Его носили отдельно, или же он входил составной частью в некоторые сложные головные уборы.

В XIX - начале XX в. платеж, обычно из фабричной ткани, реже - из домотканной, постепенно вытеснял все остальные головные уборы.

У великорусов прямоугольный платок, плат называется также гумуль- ка, а разрезанный по диагонали - косынка, косок, косячёк; у украин­цев - хустка, фустка, пиримітка у белорусов - также хустка. Особенно распространены были белые платки, но носили также и яркие или темных цветов, в зависимости от возраста женщины. Красные платки носили обычно молодые. В одной украинской песне молодая женщина сетует на те ограничения, которых требует ее положение замужней, что для нее отождествляется с ношением чепца и красной хустки:

Каби мене не чепец, не червона хустка,

Я бы собе погуляла, як на воле гуска.

Хустка у белорусок нередко была сшита из холста, заткана красной нитью, или окаймлена полосой вышивки, а иногда бахромой.

У русскиїх платки и косынки были очень разнообразны. Так, например, в Великоуетюжсіком районе Вологодской обл. косынки изготовляли ив холста, домотканной пестряди; края косынки украшали тканым узором и кумачовой оборкой. В Верхнем Поволжье (Костромская, Горьковская и другие области) были распространены шелковые платки или косынки - головки (красною, голубого, но чаще темного - черного или коричневого цвета), расшитые золотой или серебряной нитью, с орнаментом в виде листьев, веток, бутонов и цветов. Носили их в деревне и в городе (ме­щанки) в праздники и дни семейных торжеств. Своеобразный «золотой плат» носили в конце XIX в. в Каргопольском уезде Олонецкой губ.; шили его из белой бумажной ткани и один из углов расшивали золотом и серебром (бигью, канителью и пр.) довольно круп­ным растительным узором, по краю нередко вышивали имя, отчество и фамилию владелицы. Изготовляли их особые мастерицы из местных жительниц. Носили «золотой плат» преимущественно молодые женщины, надевая его сверху кокошника только в большие праздники или на свадь­бу. Чем богаче была владелица, тем обильнее был расшит «плат»; бедные часто его совсем не имели. Больше же всего носили фабричные платки из ситца, шерсти, шелка, но нередко украшали их дополнительно бахро­мой из гаруса по углам или по всему краю или кистями (кищёнки).

Способы ношения платка разнообразны. Один из древних способов - набрасывание платка на голову, не повязывая его, в накидку,- долго сохранялся в свадебной и похоронной обрядности. На гравюре Олеария, изображающей похороны в Московской Руси, женщины, сопровождаю­щие покойника, представлены в платках, наброшенных на голову. В Ар­хангельской губ. перед венцом, после благословения, жених набрасывал невесте на голову платок (гумульку) так, что закрывал ей лицо. Жен­щины пели:

Пала гумулька На буйную голову.

Ее дождичком не смочит И ветерком не сдует:

В гумульке невеста стояла под венцом. После венца ей заплетали две косы и надевали повойник с косынкой. Внакидку носят обычно тяже­лую шерстяную шаль, перегнутую пополам или по диагонали, и в на­стоящее время, отправляясь в дорогу в зимнее или ненастное время, но поверх повязанного обычным способом легкого ситцевого или вязаного платка.

Платок повязывал» на голову на покромку, т. е. в развернутом вид, или косяком - сложенным по диагонали. Концы скрепляли при помощи булавки - на притычку или завязывали - на узелок.

Существует три способа завязывания платка концами назад: а) платок складывается треугольником и обрамляет лицо, проходит под подбород­ком и вокруг шеи и концами завязывается сзади; б) обвивая голову, за­вязывается концами сзади, сверху заднего косячка или же под ним;

в) платок, свернутый жгутом, повязывается по очелью головного убора (повойника) и завязывается концами сзади.

При завязывании платка концами вперед: а) платок, сложенный тре­угольником, или косынка обвивает голову и завязывается спереди надо лбом; б) или завязывается под подбородком; в) надевается в развернутом виде на голову и скалывается под подбородком.

Второй способ - наиболее распространен у всех трех восточнославян­ских народов в настоящее время. Последний способ был наиболее рас­пространен до XX в. в Поволжье, особенно у старообрядок Нижегородской, Костромской, а также Владимирской губернии, под на­званием «по-богородицкому», «на покромку».

У всех восточнославянских народов, в особенности у белорусов, изве­стен способ повязывать голову двумя платками, близкий к способу но­шения намётки или намитки. Второй платок, сложенный узкой полосой, проходит под подбородком, вдоль щек кверху и завязывается на макушке поверх основного платка. Донские казачки, например, поверх шали повя­зывали знуздалку. У русских Алтая дополнительный платок называли подвязальникоМу в Воронежской обл.- подбородником, а в Тульской обл.- путам платок, т. е. по ушам. В последних двух областях его но­сили поверх кокошника или кички.

Из платка развился особый головной убор - повязка, наколка, скол­ка,- появившийся в мещанских городских слоях населения в XIX в. и проникший местами в деревню. Наколка состояла из платка или косынки, обернутой вокруг головы, с концами, завязанными спереди и сколотыми или сшитыми. Сколка, или наколка, в ряде мест заменила повойник, очи­пок: в отличие от последних ее носили без платка.

Обычай закрывать лицо не характерен для народного быта восточных славян и имел место лишь в свадебном обряде (накрытую платком невесту везли под венец; снимали его по возвращении из церкви в доме мужа). О закрывании лица, близком к восточному обычаю, имеются лишь единичные сведения, относящиеся, примерно, к середине XIX в.

А. Степанов в 1835 г. писал о Енисейской губ., что «мещанки и кре­стьянки, выходя со двора, имеют обычай закрывать лицо фатою, или накинутым на голову мужским халатом». Горожанки Сольвычегод- -ска и «зажиточные молодые женщины» Самарской губ. фатою закрывали часть лица.

Платки, шарфы употребляли не только как головное покрывало, но и для прикрывания шеи и плеч. Шейные платки носили мужчины; в Бе­лоруссии в старину на шею повязывали продолговатый кусок холщевой ткани с узорчатыми концами. Шейный платок из фабричной ткани - хустка (укр., белор.), косынка (рус.) и вязаный шарф вошли в употреб­ление в начале XX в. Платки на плечах носили женщины. На Пинеге, чтобы показать свой достаток, девушки, идя на гулянье, в хороводы, на­девали на плечи от трех до десяти шелковых и гарусных платков, сло­женных клином, причем вниз надевали самый большой, а поверх - самый маленький, чтобы все платки были видны.

Кичкообразные головные уборы

Кичкообразные сложные головные уборы с твердой основой были наи­более характерны для великорусов.

Термин кичка употреблялся: 1) для обозначения нижней части голов­ного убора из холста, с твердой основой; 2) для всего головного убора в целом, который состоял нередко «из большого количества, от 8 до 14, -отдельных частей», достигая более чем 7 кг весом ". Название сорока обо­значало: 1) верхнюю нарядную часть, надетую на кичку; 2) весь головной убор в целом. . .

Основные части этого сложного убора:

а) собственно кичка, или волосник (надетый непосредственно на во­лосы), состоящая из передней твердой части - луба, бересты, простеган­ной или проклеенной ткани и из куска холста, облегающего голову и стянутого шнурком.

б) Позатыльник, позатылень из ткани, который повязывается на кичку и закрывает волосы сзади. В нем различаются две части: основная часть - колодочка и боковые лопасти - заушники, к которым пришивает­ся тесьма для привязывания позатыльника к голове. Южновеликорусские позатыльники обильно украшены бисером. К колодочке при­крепляется узорная поднизь из разноцветного бисера, спускающаяся на плечи и спину. Северновеликорусский позатыль- ник чаще представляет собой кусок ткани, вышитый золотой нитью, иногда с короткой поднизью из бисера (длиной 2- 10 см).

в) Сорока - верхняя часть убора, обычно из холста, большей частью покрытого кумачом. Покрой сороки более или менее точно соответствует форме кичіки, иногда представляя как бы чехол для рогов обычно сорока сшивалась из двух кусков ткани - прямоугольного или с закругленными углами, составляющего заднюю часть, и продолго­ватого, составляющего перед и боковые части, к которым пришиты за­вязки. Перед сороки, обычно вышитый, называется очелье, боковые ча­сти - крылья, задняя часть - хвост, озадок. Изредка встречались сороки, состоящие из двух несшитых кусков ткани.

В с. Мелихове Касимовского у. Рязанской губ. «старушечья» «горевая» холщевая сорока состояла из квадрата белого холста, накладываемого на верхнюю часть головы, и продолговатого куска такого же холста, который повязывали по очелью и завязыва’ли концами сзади. Можно предполо­жить, что эта сорока является наиболее старым типом. Дальнейшее раз­витие сороки представляет различное соединение этих кусков. Архаиче­ского типа сороки - ширинки, в виде куска холста с пришитыми по бокам завязками, найдены Н. И. Лебедевой в Рязанской обл. Иногда сорока, в которой крылья слились с донышком, называлась ко­кошником. Из слияния сороки с кичкой, т. е. с твердой осно­вой, мог произойти собственно кокошник - не составной головной убор; однако не все типы русских кокошников генетически связаны с сорокой.

Сорока, как и понева, была признаком принадлежности женщины к той или другой группе селений или даже отдельному селению (что в про­шлом могло быть связано и с родоплеменными отличиями). Сороки моло­дых замужних женщин, вдов, старух различались по количеству и харак­теру украшений и по расцветке.

В XIX - начале XX в. у русских Тверской губ. свадебная сорока - золотоломка имела на очелье золотошвейный узор, в промежутках кото­рого нашивались блестки, а кругом - золотой позумент; верх сороки по­крывали красным шелком. Такие сороки после свадьбы носили очень молодые женщины в самые большие праздники. Менее нарядная сорока молодой женщины также имела золотую вышивку и блестки, но покрыва­лась шерстяной фабричной тканью (кашемир новомодный), ситцем (францюз) или сатином (ластик). Будничные сороки молодых женщин не имели сплошной золотой вышивки, хотя их отделывали золотой нитью и блестками. Особую сороку носили после родов и в великий пост; вдовья сорока - «по горю» - обычно была белой. Пожилые женщины носили сороки менее яркие, менее украшенные, чем сороки молодых, а на сороках старух очелье только вышивалось сплошь шерстью; вы­шивка эта называлась плотнушкой в ней не оставалось просветов фона, где обычно нашивали блестки.

Название «сорока» пока не нашло еще полного объяснения, и вопрос требует дальнейшего изучения. В этнографической литературе высказы­валось предположение о вероятной связи его с названием птицы -со­роки, считавшейся оберегом. Некоторые черты этого головного убора, по мнению исследователей, отражают какую-то связь с птицей: название частей - «крылья», «хвост», иногда ношение с сорокой перьев различных птиц. Есть также предположение о связи термина «сорока» с пристеги­вающимся воротником рубахи, имевшим то же название, которое яко­бы потом и было перенесено на головной убор. Термин является славянским, так как упоминается в древнейших славянских письменных памятниках для обозначения рубахи (сорочка, срачица). Возможно, что сорока, являясь покровом кички, подобно тому, как рубаха являлась по­кровом для тела, поэтому и имела общее с последней название.

Кичкообразный головной убор, кроме трех основных частей, имеет много добавочных. В разных местностях носили: налобник - украшен­ную узкую полосу ткани с прикрепленными сзади завязками; височные украшения - бисерные снизки - вислюги украшения из птичьих перьев (павлиньих, Селезневых и пр.); крылышки по бокам, сшитые из ткани и разукрашенные тесьмой, бисером и т. п.; на­ушники - прямоугольники на твердой основе, обшитые тканью с позу­ментом и бахромой из гаруса шарики из гусиного пуха - пушкщ кисти из шелковых нитей красного цвета, укрепленные на рогах черные шнуры - гайтаны, прикрепленные к головному убору и спущенные по спине. Поверх сороки повязывали покрывало - полотенце, ширинку, платок.

По форме твердой части различают кички: рогатые, лопатообразные, копытообразные, котелкообразные.

Рогатые головные уборы (рога, рожки, кичка, со­рока) наиболее широко распространены у южных великорусов. У белору­сов назывались рогами пучки льна, которые подкладывали под намётку, а у украинцев - два конца полотенца (намитки), торчащие спереди. Ро­гатый головной убор - галава, обнаруженный Н. И. Лебедевой, на Мо­зырщине, состоит из трех частей: 1) «галавы с рогами» - волосника из холста с твердой простеганной верхней частью; спереди возвышается пло­скость, иногда с приподнятыми углами, образующими как бы рога 2) «налобника и чехла на рога» - верхней части убора из ткани и 3) «намётки» - полотнища из домотканной редкой материи.

Рогатые головные уборы, видимо, были связаны с какими-то очень древними представлениями и, возможно, являлись подражанием рогам животных. Эти головные уборы у восточных славян, несомненно, очень древнего происхождения, но, к сожалению, о них ничего не говорится в наших ранних письменных памятниках.

В летопись попадало мало сведений о народной одежде. Наличие двурогих головных уборов у древних славян подтверждается археологи­ческими находками на территории б. Киевской губ.: некоторые глиняные женские фигурки имеют двурогие головные уборы. Памятники московского средневековья не указывают на рогатые головные уборы, хотя слово «кика» имеется уже в документе 1328 г.- в духовной грамоте князя Ивана Даниловича, где упомянуто «чело кичное». По «Домострою» по старинному свадебному «чину» полагалось на одном из блюд свадеб­ного стола «положити кика; да положити под кикой подзатыльник, да подобрусник, да волосник, да покрывало...» К Однако какова форма этих «кик», остается неясным; можно лишь предполагать, что среди них были и рогатые.

В XIX в. местами духовенство и помещики вели борьбу против ноше­ния рогатых головных уборов русскими крестьянками. Известны случаи, когда священник не пускал крестьянок в таких головных уборах в цер­ковь, что заставляло тех заменять их безрогими кичками и платками. И, С. Тургенев в одном из своих рассказов упоминает, как один помещик запретил носить своим крепостным «безобразные и тяжелые» кички, ве­лев заменить их кокошниками, но крестьянки носили последние все же сверх своих кичек.

Двурогие головные уборы были распространены преимущественно у южных великорусов в Тульской, Рязанской, Пензенской, Тамбовской, Ка­лужской, Орловской, Воронежской и лишь частично в Тверской, Влади­мирской и других губерниях. Донские казачки в середине XIX в. носили ярко выраженные двурогие головные уборы.

Рогатые головные уборы имеют глубокие корни в славянской народной среде Восточной Европы, что подтверждается как терминологией, так и ареалом их бытования. Здесь же обнаружен древнейший прототип сороки, состоящей из двух кусков ткани.

У лопатообразных кичек твердая передняя часть представляет вертикальный прямоугольник, у копытообразных она сделана в форме копыта. Н. И. Лебедева указывает, что на обследованной ею территории верховьев Оки и Десны лопатообраз­ные и копытообразные кички нередко представляли позднейшую моди­фикацию рогатых кичек Однако во многих местах никаких других ки­чек не знали. Копытообразная кичка в Олонецкой и Архангельской гу­берниях называлась копыто, сдериха; этот термин был перенесен и на весь головной убор в целом, вместе с сорокой.

Котелкообразные кички имеют в качестве твердой оснозы:

а) обруч из коры - «котелку», аналогичный кибалке, хбмле, хомовке (см.выше), или б) валик из льняной кудели, обшитый тканью. Этот обруч или валик представляет собой овал или полуовал; концы последнего иногда несколько приподняты и напоминают рога.

Котелкообразная твердая основа связана с сорокой лишь у великору­сов, а у белорусов и украинцев- с полотенчатым головным убором. іКичка в виде полукруглой котелки, которую обшивали фабричной тканью, а поверх надевали полотенце, отмечена в Тульской губ. Подобный головной убор известен был в Брянской губ. под названием котелка. Его составляют следующие части: а) котелка - лубяной обруч,

б) верховка - вязаная сетка в виде колпочка, в)позатыльник из бисера,г) стеганец - прямоугольник из простеганного холста, привязываемый спереди котелки, что представляет своеобразное соединение лопатообраз­ной кички с лубяным обручем, д) сорока, называемая привязкой. Части этого убора - котелка и верховка - общи с частями убора белорусов - лямцем и чепцом

Основой других котелкообразных кичек является круглый или полу­круглый валик. Своеобразный головной убор уральских казачек.

Комплекс кичкообразного головного убора исчезал из быта не сразу, а постепенно. Иногда прежде всего исчезал позатыльник,- так было, например, в Архангельской, Тверской и Владимирской губерниях. Кичка чаще исчезала раньше сороки. В Брянской губ. имелся обычай у старух носить одну сороку без кички. В Тверской губ. местами еще в начале XX в. носили сороки, но без кичек. Наблюдалось и обратное явление, когда кичку, сшитую из кумача, носили без сороки.

Кокошники

Кокошники - головные уборы, в которых твердая основа и нарядный верх соединены в одно целое. Название происходит от древнего славян­ского слова «кокош», означавшего курицу-наседку и петуха. Наличие гребня в кокошнике считается одной из основных его черт. Другие назва­ния этого головного убора - кокотка, кокуй, златоглав, головка, наклон- ник, наклонка (от наклонного положения гребня), капок, игеломок, ряска. Древность термина «кокошник», находка женского головного убора типа кокошника в погребении VII в. на территории Тамбовской обл., го­ловные уборы, напоминающие кокошник на древних гли­няных статуэтках, найденных на территории Киевщины,- все это говорит о большой древности кокошника в Восточной Европе. JI. Нидерле вы­сказал предположение о византийском или татарском происхождении русских кокошников 3 ; однако факты, отмеченные выше, явно местное происхождение кокошников из кйчкообразного головного убора и отсут­ствие подобных головных уборов у татар говорят, наоборот, в пользу воз­никновения кокошников на славянской почве.

В период расцвета Владимиро-Суздальской Руси, а затем образова­ния Московского княжества и Российского централизованного государства кокошник вместе с другими частями одежды (сарафаном, шугаем) рас­пространился среди северных и отчасти южных великорусов. К последним он проник главным образом в результате колонизации московских слу­жилых людей в XVI-XVII вв., а частично как московская мода, преиму­щественно в городах. Однако и на периферии были центры, где создава­лись своеобразные формы кокошников: преимущественно города севера и частично юга (см. рис. 60). Кокошник в качестве женского головного убора упоминается в документах XVI-XVII вв. Из кратких описей («че­тыре кокошника золотых», «кокошник низаной, пять кокошников шитых с галунами и с канетелью по камкам и по атласу», «кокошник жемчюж- ный со ставками») и других документов 4 видно распространение кокош­ника в боярском быту и богатство его украшений. Есть сведения о нали­чии кокошника и у крестьянок в XVII в.; он упоминается в описях крестьянского имущества наряду с сорокой в качестве праздничного головного убора; в одной из ниїх описываются «два очелья новые кокош­ников, шиты по перевита нитми, местами шито золотом... кокошник дир- чатой».

Известные нам кокошники XVIII-XX вв. (которые носили в купече­ской, мещанской и крестьянской среде) весьма разнообразны по форме и не могут быть сведены к какому-либо одному прототипу Можно выделить основные группы кокошников: гребенчатые, сорокообразные, с высокой лопастью надо лбом и повойникообразные.

Гребенчатые кокошники имеют один или два гребня в виде по­перечного возвышения. Д. К. Зеленин считает, что одногребенчатый ко­кошник происходит из рогатой кички, рога которой соединены поперечной пластиной - князьком. Такие кички были известны у южных великору­сов. Одногребенчатым типом кокошника является «златоглав» из Курской обл. (б. Грайворонокий уезд).

При наличии двух гребней, спереди и сзади, передний имеет округлен­ный верх, а задний - прямоугольный. Кокошник этого типа носили в Курской обл. и в некоторых местах Орловской обл.; здесь он был изве­стен под названием «шеломок». Встречался он также у южновеликорусских переселенцев в Харьковской и Днепропетровской об­ластях. Эта разновидность кокошника связана морфологически с украин­ским седлообразным очипком, который известен только на востоке Украины, по соседству с территорией бытования русского двух­ гребенчатого кокошника. Следует отметить, что такой кокошник изобра­жен на одной из женских глиняных фигур, найденных при раскопках в Киїевщине. Видимо, древний двухгребенчатый головной убор и явился прототипом русского двухгребенчатого кокошника и украин­ского очипка.

ОКокошники сорокообразные, генетически связанные с сорокой, представляют собой высокую "твердую шапку, расшитую жемчугом или украшенную позументом. К йим относятся новгородская кика, которую носили также в северо-западной части Тверской губ., в г. Осташкове и его окрестностях под названием «головка». Верх и задняя часть этой головки представляют одно целое, крылья же плотно соединены с задней частью. С боков имеются лопасти, закрывающие уши; передний край украшает ряска - бисерная или жемчужная поднизь. Кокошник-«ря- ска», известный в южной части Осташковского уезда Тверской губ., имеет тулью той же формы, что и «головка», но уменьшенную так, что она покры­вает лишь пучок, в который свернуты волосы на темени; более длинная ряска закрывает всю переднюю часть головы; сзади пришит позатыльник того же типа, который обычно носили с сорокой.

Кроме юга Осташковского уезда, он был распространен в Ржевском, Старицком, Зубцовоком уездах Тверской губ., а также в городах Твери и Торжке, как свидетельствуют фотография Н. Л. Шабельской и рисунки Ф. Г. Солнцева, изображающие подобный головной убор на горожан­ках. В середине XIX в. его носили горожанки; у крестьянок он был только свадебным убором. В 1880-х годах в городах он встречается уже редко. Кокошники с жемчужной ряской стоили до 10 тыс. руб.- значит носить его могли только очень богатые горожанки. Ряска из «полужемчуга» была значительно дешевле и ее носили крестьянки. В Осташковском уезде крестьянские свадебные кокошники XIX в. имели ряску из дешевого стек­ляруса. Кокошник Каргопольского уезда Олонецкой губ. генетически свя­зан с местным головным убором - сдерихой-сорокой. Слияние копытооб­разной сдерихи с нарядной верхней частью - сорокой и составляет карго- польский кокошник. Перёд имеет характерный выступ, задняя и боковые части сороки слились с позатыльником и образовали как бы шапочку, облегающую голову. У каргопольского кокошника боковые лопасти на­зываются уши; они имеются также на «головке» и головных уборах, бытовавших в прошлом в Вологодской, Курской и Харьковской областях. Уши (лопасти) характерны для женских мехо­вых шапок XVI-XVII вв.

Кокошники южных губерний (Тамбовской, Воронежской, юга Рязан­ской и других) представляют собой твердый головной убор, сверху обшитый парчой и золотым позументом, близкий к «головке», но без ряс и без ушей. Они также, видимо, восходят к сороке и были принесены в южные области с переселением служилых людей.

Кокошники с вертикальной лопастью надо лбом, на­верху заостренной или закругленной, несколько напоми­нающей нимб, были известны в б. Владимирской, Нижегородской, Яро­славской, Костромской, Казанской, Вятской, Пермской, Уфимской, Пензенской, Симбирской губерниях и кое-где в городах на юг и запад от Москвы (например, у калужских горожанок в XVIII в.). Видимо, этот тип кокошников имеется в виду в «Топографическом описании Вла­димирской губернии» (составленном в XVIII в.), в котором говорится, что «женщины носят ужасной величины кокошники в виде рога».

Этот головной убор был распро­странен на территории Владимиро­Суздальской Руси, в местностях, при­легающих к Москве, преимуществен­но в городах (хотя в самой Москве он давно исчез), в Приуралье и в Поволжье, т. е. в районах преоблада­ния владимиро-суздальской и мос­ковской колонизации.

В Верхнем Поволжье местами этот кокошник был островерхим. Так, например, узкие и высокие, с заост­ренным верхом кокошники конца

XVIII - начала XIX в., которые но­сили в среде костромского и ярослав­ского купечества и мещанства, напо­минают однорогие головные уборы; иногда же это были широкие кокошники, но также за­остренные кверху, поражающие свои­ми размерами, покрытые узорами из жемчуга, бисера, цветных камней и стекол, с бархатной (иногда расши­той золотом) задней частью. С ко­кошником надевались бисерные под­низи или налобники, которые закры­вали лоб. Более низкие кокошники с закругленным верхом были распро­странены в прошлом во Владимир­ской, Нижегородской Вятской, Пензенской, Симбирскои гу- кокошнике (г. Ярославль, 1867 г.) берниях.

К группе однорогих головных уборов примыкает своеобразный псков­ский кокошник (известный в прошлом в городах Псков, Торопец, Вели­кие Луки и их окрестностях). Очелье такого кокошника укра­шено шишками, по форме напоминающими сосновые, усаженными жемчугом (у богатых) или бисером (у бедных), что представляет боль­шой архаизм. Они сходны с шишками на свадебном каравае; возможно, они имели то же значение, являясь символом плодородия.

Кокошник, близкий к повойнику или сборнику, но с твердой основой из бересты, картона или другого материала, был рас­пространен на Севере. Кокошник-повойник представлял собой высокую твердую шапку, у которой передняя часть была несколько выше, чем задняя, с круглым дном, как и у повойника; шили его нередко из бархата и украшали вышивкой золотой нитью. С кокошником надевали! жемчуж­ную или бисерную ряску - боры.

Кокошник-моршень, моршенёк, бытовавший на территории преоблада­ния новгородского влияния (Архангельская, Олонецкая и Вологодская губернии),- не что иное, как нарядный сборник с тверодй основой и воз­вышающейся верхней частью в виде рога.

Кокошники не были, как правило, составными головными уборами, но и они иногда имели добавочные части - налобник, закрывавший лоб, а иногда и позатыльник из ткани, часто из парчевой, закрывавший волосы сзади. Были, впрочем, и составные кокошники.

В коллекции ГМЭ есть любопытные образцы старинных кокошников, заставляющие предполагать, что они происходят из сложных составных головных уборов. Среди них имеются редкие экземпляры псковского и костромского кокошников типа однорогого головного убора, являю­щихся составными: нарядный верх, сшитый из мягкой ткани, служит чех­лом для своеобразной плоской, в виде усеченного треугольника, кички с твердой основой.

Крестьянский кокошник из Весьегонского уезда Тверской губ. также состоит из верхней мягкой матерчатой части - собственно «кокошника», холщевого волосника с твердой основой - «кички» и «позатыльника», ук­рашенного бисером. Каргопольский кокошник образовался в результате слияния сдерихи, сороки и позатыльника. Сольвычегодский кокошник очень сходен по форме с мягким кокошником, вхо­дящим в комплекс самшуры-кички. Наличие кокошников - составных головных уборов - заставляет предполагать, что нарядный твердый соб­ственно кокошник возник из местных народных кичкообразных головных уборов. Поэтому нет основания искать далекую «прародину» русских ко­кошников, как это делает А. Габерланд, рассматривающий женские рога­тые головные уборы Восточной Европы как прямых потомков «фригий­ской шапки» и головных уборов древних троянок (упоминаемых у Го­мера.

В отличие от сороки, которую шили преимущественно из домотканной материи и вышивали сами крестьянки, кокошник, обычно из покупной дорогой ткани - парчи, бархата, украшенный позументом, жемчугом или бусинами - имитацией жемчуга (бусовдй кокошник), изготовляли мастерицы-профессионалки, жившие в городах, крупных селах, иногда при монастырях. Так, например, крестьянки Севского уезда Орловской губ. покупали свои «златоглавы»(шитьем которых занимались монахи­ни) на ярмарке под Курском.

Нарядный кокошник в крестьянском быту служил свадебным головным убором, который «молодая» продолжала носить в первые дни после свадьбы, а затем в первые годы замужества лишь в самые большие праздники (например, в Муромском уезде Владимирской губ., где в обыч­ное время носили сороку; в Осташковском уезде Тверской губ. и в Карго- польском уезде Олонецкой губ. 3). Наиболее бедные невесты, не имевшие

По материалам экспедиции автора. Этим отличались крестьянки от богатых горожанок, купчих, у которых кокошник, видимо, был повседневным убором. М. И. Се­мевский пишет: «В старые годы торопчанки [жительницы г. Торопца, Псковской губ.]

кокошника, принуждены были занимать его на время свадьбы; иногда только одна-две женщины в селе имели кокошник и давали его напрокат.

Любопытно отметить ношение парчевого кокошника в качестве сва­дебного и праздничного головного убора вместе с холщевой рубахой с прямыми поликами и сарафаном в среде рабочих нижне-тагильских заводов на Урале, еще в конце XIX в. сохранявших некоторые черты крестьянского быта.

Самшуры

Самьиура, шамшура, или сашмура, шашмура - головной убор, извест­ный в XIX - начале XX в. только в северо-восточной части Европейской России - в Вятской, Пермской, Екатеринбургской, Вологодской, Архан­гельской губерниях; на севере Нижегородской и местами в Сибири. Основу самшуры составляет подковообразная или в виде круга твердая часть, что дает Д. К. Зеленину повод сближать ее с котелкообразными кичка­ми, несмотря на ряд существенных различий.

Упоминание о «шамшуре» имеется в одном из документов начала XVII в.- в «Переписном списке рухляди» Никиты Строганова (1620 г.) - одного из крупных бояр, промышленника-колонизатора Приуралья. «Шамшура шита золотом по белой земле, очелье шито золотом и се­ребром».

Шамширом называется головной убор саамов; шамшурой - два вида головных уборов у коми-пермяков; самсури - кичка, носимая под сорокой у верхневолжских карел, переселившихся в Верхнее Поволжье в XVI-XVII вв. с северо-запада. Область распространения термина «сам- шура», а также неславянское происхождение этого слова (попытка про­извести это название от глагола «морщить» не кажется убедительной) , заставляют предполагать связь этого термина с названием головного убора у народов севера Восточной Европы.

Следует различать два вида самшуры у русских: с твердой затылоч­ной частью и с твердой лобной частью. Первый вид, который был в По- ветлужье изучен С. П. Толстовым, назван им «собственно самшурой» 4 . Там самшура представляет род шапочки с круглым твердым дном и мягким околышем, облегающим лоб и виски и имеющим завязки сзади. В месте соединения околыша со дном подложен жгут, согнутый под­ковообразно. По околышу самшуру повязывали платком или девичьей лентой. К типу самшуры с твердым дном примыкает старинный убор женщин-старообрядок Верхотурского уезда Пермской губ.. А. Теплоухов описывает подобную же самшуру у русских Соликамского, Пермского, Оханского, Кунгурского уездов Пермской губ. Близость этих уборов к «шамшуре» соликамских коми-пермяков довольно велика (см. рис. у Теплоухова). Вместе с тем этот вид самшуры близок к русскому повойнику; в некоторых местах его называют «чепцом», если он вышит золотом. Второй вид самшуры с твердой лобной частью на­зван С. П. Толстовым «самшура-кичка» и представляет собой большей частью составной головной убор, в который входят: «шамшура» - во- лосник с твердой лобной частью (стеганой или с подложенной берестой); верхняя нарядная матерчатая часть, сшитая по форме кички - «кокош­ник», «кокошка»; «позатыльник» с бисерной поднизью. Такого же рода головной убор в Сольвычегодском уезде шили из кумача и носили в будни под платком. В праздник на него надевали нарядную верхнюю часть - ко­кошник из шелка, вышитый спереди золотом.

Общей чертой для всех разновидностей самшуры является наличие твердой части в виде круга или полукруга; в самшуре-кичке этот полу­круг располагается вертикально или наклонно. Последнее, а также на­звание частей - кичка, позатыльник - сближают русскую самшуру- кичку с сорокой-кичкой. Сороке соответствует мягкий кокошник, у которо­го боковые части сшиты с задней частью.

Самшура-кичка с позатыльником и кокошником перенесена переселен­цами с северо-востока России в Сибирь, где она встречается у некоторых групп старожильческого населения. Выселение некоторых групп старо­обрядцев происходило в XVII в. в западные области, а в XVIII в.- в Си­бирь; отсюда можно заключить, что к этому времени комплекс убора самшуры-кички уже сложился на северо-востоке России.

Таким образом, одни виды самшуры сближаются с женскими голов­ными уборами коми-пермяков и саамов, а другие - с русскими кичкооб­разными головными уборами, кокошниками и повойниками.

Кроме того, можно отметить обозначение термином «самшура», «шам­шура» различных других типов головных уборов. Так, например, в Онеж­ском уезде Архангельской губ. сдериха, сдеришка, того же покроя, что в Каргополыцине, носила название «шамшура», а в ряде мест Архангель­ской, Вологодской, Вятской, Пермской губерний «шашмурой», или «шам- шурой», называли повойник-кокошник, который обычно имел другое на­звание - моршень. Надо полагать, что местами головной убор самшура был вытеснен другими головными уборами, типично русскими, на кото­рые и был перенесен этот термин.

Каждая девушка, женщина и в современном мире, и в прошлом: совсем недавнем, и том, которое осталось в глубине веков, стремится быть красивой. Каноны красоты меняются, но желание улучшить свой вид не изменяется. Современная женщина умеет быть красивой, элегантной, ухоженной и при этом деловой. Достаточно ли одного желания и умения женщины. Современный мир диктует женщине свои правила, и если женщина идет в ногу со временем, то уже не останавливается на пол пути. Модельеры, косметологи, пластические хирурги и парикмахеры… Это помощники женщины в 21 веке… Наше время не позволяет определить точный возраст женщины, ее положение, замужем или нет…

И совсем по-другому было, кажется совсем недавно, еще в начале века двадцатого. При взгляде на женщину, каждый понимал, какого она возраста, замужем или нет…

Разница между девичьими и женскими головными уборами оставалась даже тогда, когда стал исчезать традиционный костюм. Многое можно было узнать о женщине.

До свадьбы девушка носила одну косу и девичьи головные уборы - разнообразные венцы, повязки и обручи, которые оставляли макушку головы открытой.

Причём и в этом случае форма и орнамент этих украшений, хотя и были уникальными, чуть ли не для каждого села, но подчинялись некоторым канонам. Простейшим девичьим головным убором у карел, вепсов и русских Карелии была красная лента или прямоугольный кусок ткани, сшитый из разноцветных кусков материи

Повсеместно распространенным девичьим головным убором был также так называемый «обруч» - кольцо, реже полукольцо, из луба, бересты или картона,обшитый кумачом или парчой (у старообрядцев - черным атласом). Карелы-людики иногда дополнительно украшали обруч искусственными цветами. Если материя венца украшалась шитьем из бисера или жемчуга, то превращалась, по сути, в праздничную «корону».

Открытая макушка была знаком девичества. Только в сильные морозы или в непогоду девушки целиком скрывали голову платком. У карел и русских в праздники лента или обруч дополнялись жемчужной поднизью в виде 3 или 5 воланов, в которой жемчуг нанизывался на сетку из конского волоса. Дополнительными девичьими и женскими украшениями служили жемчужные серьги.

В районах с карельским населением и соседним с ним с русским у просватанной девушки прическа и головной убор изменялись. Поднизь дополнялась жемчужной «короной» .

В старинном варианте карельской свадьбы, не испытавшей еще сильного русского влияния, девичья прическа на женскую, сменялась сразу после обряда сватовства, на стадии, ответствовавшей русскому «рукобитью».
Головной убор замужней женщины, каким бы он ни был, всегда скрывал макушку головы.

Многие головные уборы делались своими руками в течение нескольких лет. Расшивались речным жемчугом, бисером, золотой или серебряной нитью. В ход шли и атлас, и шелк, и парча. Одевали по праздникам и передавали от матери к дочери. После свадьбы волосы убирались под закрытые головные уборы. Их тоже было несколько, самыми распространёнными из них являлись кокошники, повойники, кики, сороки. В названиях старинных женских головных уборов, наверное, может разобраться только специалист: этнограф, историк…

Под влиянием русского населения у вепсов и карел распространился женский головной убор, типа кички. (Ки́ка (кичка) — древнерусский женский головной убор иногда с рогами, род повойника (сорока — без рогов, кокошник — с высоким передом). Кика представляла собой открытую корону, украшенную жемчугом, бисером и другими драгоценными камнями).

Праздничный головной убор женщин Русского Севера рубежа ХYIII- ХIХ вв - кокошник. Такие кокошники, в основном, происходили из Каргопольского уезда Олонецкой губернии. Надо упомянуть, что - головной убор-кокошник - самый, пожалуй, известный в мире. Он является символом русского национального костюма. Действительно, он использовался как праздничный головной убор, вплоть до конца 19 века, а в некоторых сёлах его одевали невесты ещё в 20-е годы 20 века.

Несмотря на единую форму, отличались стилистикой оформления, использовали и перламутровые плашки, и речной жемчуг, и белый бисер, вышивка выполнялась золотой нитью.

К сожалению, даже учёным-этнографам, достоверно неизвестно ни происхождение кокошника, ни его сакральное значение.

А в современном же мире женские головное уборы - это, пожалуй, более стильный аксессуар, нежели функциональный предмет одежды.

Головной убор женщины, когда-то возведенный нашими предками в ранг священнодействия и ритуала, постепенно утратил понимание ее глубинной сути, но шифр священнодействия продолжает в нем жить, независимо от того, понимаем мы этот шифр или нет.

В статье использован материал и фото из открытых источников.



 

Возможно, будет полезно почитать: